Неточные совпадения
— Нет, ничего не будет,
и не думай. Я поеду с
папа гулять на бульвар. Мы заедем к Долли. Пред обедом тебя жду. Ах, да! Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным? Она кругом должна, денег у нее нет. Мы вчера говорили с
мама и с Арсением (так она звала мужа сестры Львовой)
и решили тебя с ним напустить на Стиву. Это решительно невозможно. С
папа нельзя говорить об этом… Но если бы ты
и он…
— Павля все знает, даже больше, чем
папа. Бывает, если
папа уехал в Москву, Павля с
мамой поют тихонькие песни
и плачут обе две,
и Павля целует мамины руки.
Мама очень много плачет, когда выпьет мадеры, больная потому что
и злая тоже. Она говорит: «Бог сделал меня злой».
И ей не нравится, что
папа знаком с другими дамами
и с твоей
мамой; она не любит никаких дам, только Павлю, которая ведь не дама, а солдатова жена.
— Он даже перестал дружиться с Любой,
и теперь все с Варей, потому что Варя молчит, как дыня, — задумчиво говорила Лидия. — А мы с
папой так боимся за Бориса.
Папа даже ночью встает
и смотрит — спит ли он? А вчера твоя
мама приходила, когда уже было поздно, все спали.
— Просто — тебе стыдно сказать правду, — заявила Люба. — А я знаю, что урод,
и у меня еще скверный характер, это
и папа и мама говорят. Мне нужно уйти в монахини… Не хочу больше сидеть здесь.
Имел удовольствие видеть его: между нами говоря — нахал
и, как все столичные карьеристы, не пожалеет ни
папу, ни
маму.
— Очень редко… Ведь
мама никогда не ездит туда,
и нам приходится всегда тащить с собой
папу. Знакомых мало, а потом приедешь домой, —
мама дня три дуется
и все вздыхает. Зимой у нас бывает бал… Только это совсем не то, что у Ляховских. Я в прошлом году в первый раз была у них на балу, — весело, прелесть! А у нас больше купцы бывают
и только пьют…
—
И хорошо сделали, потому что, вероятно, узнали бы не больше того, что уже слышали от
мамы. Городские слухи о нашем разорении — правда… В подробностях я не могу объяснить вам настоящее положение дел, да
и сам
папа теперь едва ли знает все. Ясно только одно, что мы разорены.
— Да… но при теперешних обстоятельствах… Словом, вы понимаете, что я хочу сказать. Мне совсем не до веселья, да
и папа не хотел, чтобы я ехала. Но вы знаете, чего захочет
мама — закон, а ей пришла фантазия непременно вывозить нынче Верочку… Я
и вожусь с ней в качестве бонны.
— Нет, Котик любит свою
маму. Котик не станет огорчать
папу и маму.
Как это ни странно, но до известной степени Полуянов был прав. Да, он принимал благодарности, а что было бы, если б он все правонарушения
и казусы выводил на свежую воду? Ведь за каждым что-нибудь было, а он все прикрывал
и не выносил сору из избы. Взять хоть ту же скоропостижную девку, которая лежит у попа на погребе: она из Кунары,
и есть подозрение, что это работа Лиодорки Малыгина
и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так, что ни
папы, ни
мамы не скажут.
— А я знаю! — кричала она в озлоблении. — Я знаю, что
и вы такие же, как
и я! Но у вас
папа,
мама, вы обеспечены, а если вам нужно, так вы
и ребенка вытравите,многие так делают. А будь вы на моем месте, — когда жрать нечего,
и девчонка еще ничего не понимает, потому что неграмотная, а кругом мужчины лезут, как кобели, — то
и вы бы были в публичном доме! Стыдно так над бедной девушкой изголяться, — вот что!
— Что не больно?.. — закричал вдруг бешено Симеон,
и его черные безбровые
и безресницые глаза сделались такими страшными, что кадеты отшатнулись. — Я тебя так съезжу по сусалам, что ты папу-маму говорить разучишься! Ноги из заду выдерну. Ну, мигом! А то козырну по шее!
На сцепе фигурировало четверо:
папа,
мама, Раиса Павловна
и сама Луша.
— Что нового? Ничего нового. Сейчас, вот только что, застал полковой командир в собрании подполковника Леха. Разорался на него так, что на соборной площади было слышно. А Лех пьян, как змий, не может папу-маму выговорить. Стоит на месте
и качается, руки за спину заложил. А Шульгович как рявкнет на него: «Когда разговариваете с полковым командиром, извольте руки на заднице не держать!»
И прислуга здесь же была.
И надобно видеть, как он принимается иногда поучать меня — ну, точь-в-точь он патриарх, а я малый ребенок, который, кроме «
папы» да «
мамы», говорить ничего не умеет… так, знаешь, благосклонно, не сердясь.
И потому помните, что за особо важный против дисциплины поступок каждый из вас может быть прямо из училища отправлен вовсе не домой к
папе,
маме, дяде
и тете, а рядовым в пехотный полк…
—
И какой умный был! Помню я такой случай. Лежит он в кори — лет не больше семи ему было, — только подходит к нему покойница Саша, а он ей
и говорит:
мама!
мама! ведь правда, что крылышки только у ангелов бывают? Ну, та
и говорит: да, только у ангелов. Отчего же, говорит, у
папы, как он сюда сейчас входил, крылышки были?
— Верьте мне, верьте, — говорила она умоляющим голосом, прижимая к себе то одну, то другую, — ваш
папа приедет сегодня, он прислал телеграмму. Жаль
мамы,
и мне жаль, сердце разрывается, но что же делать? Ведь не пойдешь против бога!
— Если ты урод — ты должен быть умным, иначе всем будет стыдно за тебя,
папе,
маме и всем! Даже люди станут стыдиться, что в таком богатом доме есть маленький уродец. В богатом доме всё должно быть красиво или умно — понимаешь?
Саша.
И я поступаю так, как велит мне моя совесть. Можешь говорить что угодно, я тебя не отпущу.
Папа, сейчас благословлять! Пойду позову
маму… (Уходит.)
Тетушке Клеопатре Львовне как-то раз посчастливилось сообщить брату Валерию, что это не всегда так было; что когда был жив
папа, то
и мама с
папою часто езжали к Якову Львовичу
и его жена Софья Сергеевна приезжала к нам,
и не одна, а с детьми, из которых уже два сына офицеры
и одна дочь замужем, но с тех пор, как
папа умер, все это переменилось,
и Яков Львович стал посещать maman один, а она к нему ездила только в его городской дом, где он проводил довольно значительную часть своего времени, живучи здесь без семьи, которая жила частию в деревне, а еще более за границей.
— Я привез вам поклон от вашего
папа,
мама, сестриц, — говорил он, подходя
и с чувством пожимая руку княгини. — Все они очень огорчены, что вы пишете им об нездоровье вашем;
и вы действительно ужасно как похудели!.. — прибавил он, всматриваясь в лицо княгини.
— Орсуна, радость моя, капитан капитанов! — сказал он. — На мысе Гардена с тех пор, как я купил у Траулера этот дом, поселилось столько народа, что женское население стало очень разнообразно. Ваша фея Маленькой Ноги должна иметь
папу и маму; что касается меня, то я не вижу здесь пока другой феи, кроме Дигэ Альвавиз, но
и та не может исчезнуть, я думаю.
На суде близость товарищей привела Каширина в себя,
и он снова, на мгновение, увидел людей: сидят
и судят его
и что-то говорят на человеческом языке, слушают
и как будто понимают. Но уже на свидании с матерью он, с ужасом человека, который начинает сходить с ума
и понимает это, почувствовал ярко, что эта старая женщина в черном платочке — просто искусно сделанная механическая кукла, вроде тех, которые говорят: «
папа», «
мама», но только лучше сделанная. Старался говорить с нею, а сам, вздрагивая, думал...
— Ну, хорошо, хорошо, — сказала тетя Соня, — все будет по-вашему: тебе, Верочка, рабочий ящик, — ты знаешь,
пап́а
и мам́а не позволяют тебе читать книг; — тебе, Зизи, куклу…
— Пойдемте теперь; надо проститься с
пап́а
и мам́а, — проговорила тетя, взяв за руку Верочку
и пропуская вперед Зизи
и Пафа.
Каждый раз, как тетя Соня выходила из детских комнат
и спустя несколько времени возвращалась назад, она всегда встречалась с голубыми глазами племянницы; глаза эти пытливо, беспокойно допрашивали
и как бы говорили ей: «Ты, тетя, ты ничего, я знаю; а вот что там будет, что
пап́а
и мам́а говорят…»
То был Кай-человек, вообще человек,
и это было совершенно справедливо; но он был не Кай
и не вообще человек, а он всегда был совсем, совсем особенное от всех других существо; он был Ваня с
мама, с
папа, с Митей
и Володей, с игрушками, кучером, с няней, потом с Катенькой, со всеми радостями, горестями, восторгами детства, юности, молодости.
Шервинский. Лена! Клянусь памятью покойной
мамы, а также
и папы — у нас ничего не было. Я ведь сирота.
Вера (горячо, с тоскою). Вы обе —
и ты
и мама — ошибаетесь!
Папа, ты честный, хороший человек!
— Нравится она вам? — спросил он, улыбаясь. — Она умеет закрывать глазки
и говорит «
папа»
и «
мама».
— Я внук здешней помещицы, — отвечал я. — Я у ней один.
Папа и мама умерли.
— Прости,
папа, но ведь это же получается такая бессмыслица, — офицер прижал красивую голову к плечу
и развел руками, — ведь это же я не знаю, что такое.
Мама охает, ты толкуешь о какой-то смерти — ну из-за чего это? Как не стыдно,
папа. Я всегда знал тебя за благоразумного, твердого человека, а теперь ты точно ребенок или нервная женщина. Прости, но я не понимаю этого.
Почему Черт жил в комнате Валерии? Тогда я об этом не думала (а Валерия так никогда
и не узнала). Это было так же просто, как то, что я живу в детской.
Папа живет в кабинете, бабушка на портрете,
мама на рояльном табурете, Валерия в Екатерининском институте, а Черт — в комнате Валерии. Тогда это был факт.
Папа хватает себя за волосы
и убегает в кабинет. Там он некоторое время мелькает из угла в угол. Потом решительно бросает на пол недокуренную папиросу (за что ему всегда достается от
мамы)
и кричит горничной...
Мальчишка едва
папу с
мамой выговаривает, давай гувернантку; ну, а это еще нынче легко: есть
и няньки,
и гувернантки недорогие; а в то время трудно было
и найти; а уж коли нашел, так давай большую цену.
А
мама любит меня
и няню, а няня любит
маму,
и меня,
и папу,
и все любят,
и всем хорошо».
«Бедная, бедная! — думал Гриша, прислушиваясь к рыданьям кухарки. — Куда ее повели? Отчего
папа и мама не заступятся?»
Папы,
мамы и тети Нади нет дома.
Брат Вася не верил, что я уезжаю, до тех пор пока няня
и наш кучер Андрей не принесли из кладовой старый чемоданчик покойного
папы, а
мама стала укладывать в него мое белье, книги
и любимую мою куклу Лушу, с которой я никак не решилась расстаться. Няня туда же сунула мешок вкусных деревенских коржиков, которые она так мастерски стряпала,
и пакетик малиновой смоквы, тоже собственного ее приготовления. Тут только, при виде всех этих сборов, горько заплакал Вася.
Знаешь, Галочка, моя
мама была простая джигитка;
папа взял ее прямо из аула
и женился на ней.
— Как! — воскликнул генерал, когда
мама сообщила ему о военной службе
папы. — Значит, отец Люды тот самый Влассовский, который пал геройской смертью в последнюю войну! О, я его знал, хорошо знал!.. Это был душа-человек!.. Я счастлив, что познакомился с его женою
и дочерью. Как жаль, что вы уже уезжаете
и что я не могу пригласить вас к себе! Но надеюсь, вы осенью привезете вашу дочь обратно в институт?
Мой
папа тоже военный…
и тоже очень, очень храбрый; он — в Дагестане… а
мама умерла давно…
— Э, полно, — отмахнулась она, — нам с тобой доставит удовольствие порадовать других… Если б ты знала, Галочка, как приятно прибежать в класс
и вызвать к родным ту или другую девочку!.. В такие минуты я всегда так живо-живо вспоминаю
папу. Что было бы со мной, если бы меня вдруг позвали к нему! Но постой, вот идет старушка, это
мама Нади Федоровой, беги назад
и вызови Надю.
«Так угодно
папе и маме!» — говорила она, когда мы начинали приставать к ней с дружескими советами.
— Вы не имеете права…Я не виновата, — залепетала Оля. — Так угодно
папе,
маме и т. д.
— Обедать сегодня не варили,
папа!
Мама думала, что ты сегодня не приедешь,
и не велела варить обед. Она с Ольгой Кирилловной будет обедать на репетиции.
— Ах, господи! — всплеснула Вера руками. — Вот меня всегда в таких случаях возмущает Наташа!.. «Кому дело»!
Папе и маме твоим дело, нам всем дело!.. Как это так всегда, постоянно
и постоянно о себе одной думать!
— Да, тут станешь опытным!.. Всю эту зиму он у нас прохворал глазами; должно быть, простудился прошлым летом, когда мы ездили по Волге. Пришлось к профессорам возить его в Москву… Такой комичный мальчугашка! — Она засмеялась. — Представьте себе: едем мы по Волге на пароходе, стоим на палубе. Я говорю. «Ну, Кока, я сейчас возьму
папу за ноги
и брошу в Волгу!..» А он отвечает: «Ах,
мама, пожалуйста, не делай этого! Я ужасно не люблю, когда
папу берут за ноги
и бросают в Волгу!..»
«Бедный Андрюша! — подумала Тася, —
и он сирота, как
и Карлуша. У той
папа умер,
и она успокоиться не может по нему до сих пор; y этого
мама,
и он о ней со слезами вспоминает. A y неё, Таси, есть добрая, милая, ласковая
мама,
и она, Тася, так много горького причинила ей! Сколько горя
и печали! Должно быть много, очень много, если добрая
мама решила отдать ее так далеко от себя».